К слову, в настоящее время в русском принято писать и говорить флективный, хотя флексия остается флексией. Но «флексивный» тоже не будет грубой ошибкой, филологи с языковедами еще не пришли к единому мнению по этому поводу.
Агглютинация
Склейка, как известно, соединение довольно жесткое. «Приклеенные» к корню суффиксы в любом случае сохраняют свое значение, и значение любого их них никак не зависит от того, кто окажется его соседом справа или слева. И сами форманты в агглютинативном языке никоим образом не меняются.
Например, по-татарски «в его письмах» будет хатларында, где:
· хат- – письмо; корень слова и одновременно основа всего выражения.
· -лар- – суффикс, означающий, что выражение в множественном числе; формант множественного числа.
· -ын- – формант, аналогичный притяжательному местоимению второго лица в русском, то есть, «его» или «ее».
· -да – суффикс местного падежа. Такой падеж характерен именно для агглютинативных языков; в данном случае он означает, что письма не разбросаны по всему свету, а собраны вместе и прочтены.
Уже здесь видны некоторые неудобства и преимущества агглютинации. -ын- не позволяет судить, о нем или о ней идет речь. Нужно вникать в контекст, а он может оказаться расплывчатым. Зато высказывание, требующее на русском, практически чисто флективном языке, фразы из трех слов, здесь выражено всего одним словом.
Наконец, неправильные глаголы в агглютинативных языках – редчайшее исключение. Выучил правила, которых не так уж много – язык знаешь, остается только оттачивать произношение.
Самый главный недостаток агглютинативных языков – жесткие правила порядка слов в предложении. Тут агглютинация ошибок не терпит. К примеру, «Военно-морской флот» по-японски будет «Дай-Ниппон Тэйко-ку Кайгун», что в дословном переводе «Великой Японии Империи Военный Флот». А если сказать: «кайгун тэйко-ку дай-ниппон», то японец хоть и поймет, что речь идет о чем-то японском, но общий смысл фразы для него без размышлений останется темным.
Флексия
Флективные языки необычайно гибки и выразительны. Не только форманты, но и корни слов в них могут менять свое значение на буквально любое в зависимости от «соседей», порядка следования в слове или общего смысла фразы. Например, частичка «то»
· Где-то там – указывает в неопределенном направлении.
· То здание – указывает конкретный объект.
· То-есть – уточняет смысл.
· То бишь – имеет смысл только в составе выражения.
Далее, форманты во флексии могут иметь двойной, тройной и даже более широкий смысл. К примеру, «его», «ее», «их». Здесь выражается и лицо (второе), и число (единственное или множественное) или даже пол субъекта высказывания. И здесь же видно, что сама форманта может совершенно меняться. В агглютинативных языках такое невозможно в принципе.
Русский язык учат все, поэтому не будем утомлять читателя примерами. Приведем лишь еще один, шуточный, но ярко демонстрирующий гибкость флективных языков.
Найдется ли филолог или лингвист, способный объяснить происхождение слова «устаканилось»? А то, что оно значит «улеглось», «успокоилось», «приобрело статус-кво» известно всем.
Вследствие своей гибкости флективные языки почти совершенно безразличны к порядку слов. То же «Военно-морской флот» по-русски можно сказать как угодно, и все равно будет ясно, что это такое.
Но гибкость языка имеет оборотную сторону, даже две. Первая – очень много правил. Фактически, полностью овладеть русским может только тот, кто говорит на нем с детства. Что создает неудобства не только для иностранных спецслужб (поди-ка, найди среди носителей языка субъекта, пригодного для подготовки на резидента), но и для желающих натурализоваться законопослушных иммигрантов.
Синтез
Агглютинативные языки очень плохо принимают в себя иноязычные заимствования. Те же японцы так не смогли выработать свой собственный технический жаргон, пользуются англо-американским. Но экономность и полная определенность агглютинации привела к тому, что практически во всех флективных языках имеются элементы агглютинации, требующие не столь жесткого, но определенного порядка слов при построении фразы.
Например, если сказать по-английски «Yellow shoes» (желтые туфли), то все понятно. А вот «Shoes yellow» заставят англосакса поднатужиться, если он вообще поймет, что это значит. Можно сказать «These shoes are yellow» (вот эти туфли желтые), но только применительно к совершенно конкретному объекту, да еще понадобился артикль со служебным глаголом.
Фактически, из флективных языков только русский и немецкий можно считать чистыми. В них агглютинация почти не заметна и без нее легко можно обойтись, причем язык отнюдь не потеряет выразительности. Остальные романо-германские языки синтетические, то есть в них флексия мирно уживается и дружит с агглютинацией.
Вспомним рассказы Артура Конан-Дойла. Шерлок Холмс, с его острым умом и аналитическими способностями, гадает, что бы значила (в переводе на русский) фраза: «Такой отзыв о Вас мы со всех сторон получали». И приходит к выводу: «Это написал немец. Только немцы могут так бесцеремонно обращаться со своими глаголами». Русского, как известно, великий сыщик не знал.
Что лучше?
Так что же лучше – флексия или агглютинация. Все зависит от того, насколько человек владеет языком. Кто лучше – Шекспир или Лев Толстой? Бессмысленный вопрос. А на классическом китайском, языке довольно примитивного, изолирующего типа, существует великая литература.
«Жареный» репортаж на флективном с агглютинацией выходит короче, чем на чисто флективном. Но перевод Шекспира на русский сокращается в объеме сравнительно с оригиналом, а Толстой на английском, наоборот, разбухает. Прежде всего – за счет тех же артиклей и служебных слов.
В целом, синтетические языки более пригодны для обиходного общения. Поэтому-то английский и стал международным языком. Но там, где нужно выражать тонкие мысли и чувства и сложные понятия, во всей красе и мощи выступает флексия как таковая.
Примечание напоследок
Искусственные языки (эсперанто, идо), предназначенные, чтобы быстренько хоть как-то понять друг друга – все агглютинативные.